Мотив избит, сюжет не нов…
Давно это было. Жила девушка Крапа. Её родители погибли, и она жила в большом доме в полном одиночестве. Они была очень красива, а ещё она умела рисовать. Все свободное время. А время у неё было все свободным она отдавала рисованию. Изредка, когда заканчивались деньги, она брала одну из своих картин и продавала. Каждая из её картин была шедевром, и денег вырученных за неё хватало на долго. К ней приходили свахи со многих дальних городов, многие юноши были влюблены в неё, но она отшивала всех. Проходили годы, зимы сменялись летами и потихоньку увядала красота Крапы. Нет, она была ещё очень красива и женихов по прежнему было больше, чем можно было представить.
В один пасмурный день в город приехал придворный маг. Он был очень талантлив, юн и ослепительно красив. Увидев его из окна дома, она поняла, что влюбилась, в первый раз в жизни, безнадежно и намертво. Свита у мага была не какая, и пробраться через неё ничего не стоило. Пробравщить, она взяла мага за рукав и тихо, так, чтобы слышал только он сказала:
- Можно вас попросить пройти со мной, у меня есть что вам показать!
Маг был очарован красотой Крапы и заинтригован её предложением. Он махнул рукой свите, чтобы не беспокоились за него и пошел в след за девушкой.
Крапа привела в свой дом, и принялась показывать свои картины. Маг очень любил искусство в большинстве его проявлений, а картины Крапы очаровали его моментально. Он как завороженный смотрел, пока Крапа перебирала полотна.
- Сколько же времени ушло, чтобы создать такую красоту? – через некоторое время спросил маг.
Крапа честно ответила.
- Сколько же тебе в этом случае лет? – снова спросил маг
Крапа снова честно ответила. Улыбка медленно сползала с лица мага, становясь все более разочарованием…
- А что тебе сказали мужчины, которые видели эти картины? – снова спросил он.
- У меня ни кого де не было мужчин, я не разу не встречала мужчину достойного моей любви, вы будете первый…
- В таком случае твоей любви и я тоже недостоин. Ты – злейшая дама из всех, кого я встречал ранее. За столько лет ни подарить никому своей любви. Столько лет прятать эту красоту. Я ни хочу тебя видеть. Все эти годы ты жила за счет чувств людей, в замен только жаля и не жалея их. Я проклинаю тебя. Я не хочу тебя больше видеть!
На следующий день мага видели с молоденькой дурнушкой. Крапа тоже видела. Прежде смелая она не решилась подойти. Через неделю маг вернулся домой и сжег свою картину галерею. Настолько плохи были остальные картины по сравнению с исскуством Крапы.
Крапа умерла через год. Её похоронили среди могил городских нищих. На её могилу ни кто не ходил. А её картины она сожгла перед смертью.
Прошел год, и на могиле появилась странная трава. Сторож попробовал выдернуть её, но обжег руки. Долго роясь в памяти он вспомнил, что здесь похоронена Крапа и назвал траву Крапивой. Проходили времена и крапива разрасталась, ветра разносили её семена, о ней складывали легенды…
Гоблина Эйты не всегда понимали остальные гоблины, они считали его немного не в себе и потому прятали от людей и эльфов. Эйты был одним из последних романтиков в этих пещерах. Он писал баллады и просто песни. Самым гениальным из своих творений он считал песню «Расплющим», которая состояла всего из одного слова «Расплющим» и могла петься бесконечно долго. Были и другие, но песни в которых было больше 5 слов по его пониманию гениальными назвать было нельзя, потому что они были сложны для запоминания. Он был гениальным строителем. Три четверти пещер в горе были его рук дело. Пещеры были воистину запутанные и иногда он даже сам в них терялся. За рамки стандартного мышления он вышел ещё в детстве и потому пещеры его могли быть абсолютно различной формы, треугольные, восьмиугольные, стыковались под самыми необычными углами. Иногда другие гоблины просили переделать часть пещер для того чтобы в них было удобней, он очень обижался, говорил, что они ни чего не понимают в искусстве, но все же переделывал. Еще он был неплохим кузнецом, и разбирался в оружие. Главное – считал он – это вес. Как и прочие гоблины он ходил с двадцати килограммовым топором. Махать им он не мог, потому что очень тяжело было, зато очень гордился. Для того чтобы махать или драться у него был большой нож, который больше походил на ятаган, и который за оружие он не считал. Людские и Эльфийские заказы он ковал не охотно, потому что меч по весу больше похожий на нож по его мнению не был оружием. Тем не менее ковал старательно и зачастую украшал драконами и своими стихами. Драконов он ни когда не видел и потому на мечах они были больше похожими на пауков, и иногда приводили в шок утонченных эльфов. Там, наверху у людей и эльфов шла война, вернее так было принято считать. Эйты ни когда не был там наверху, и что было там не знал. У людей и эльфов не было оружейников и они спускались в пещеры за оружием, за хоз инструментом, взамен принося еду и вино. Эйты очень хотел познакомиться с эльфами, но соотечественники его не пускали. Эйты был очень продвинутым гоблином, он смог даже выучить эльфийский язык. Он знал как пишутся целых одиннадцать эльфийских слов. В свое время он расписал скалу у выхода своими стихами, переведенными на эльфийский. Эльфы обиделись. Он тоже обиделся, и поставил балку в пещере так, чтобы низкий гоблин проходил свободно, а высокий эльф в полутьме впечатывался лбом. После этого у него была возможность изучать эльфийские ругательства. Перевода он не знал, но некоторые, на всякий случай запомнил, и иногда писал на мечах и луках.
В этот год и люди и эльфы за оружием приходили особенно часто, еды было достаточно, можно было ждать от пуза. Стоить пещеры он забросил, от заказов было не провернуть. Он даже выбрал двух гоблинш посимпатичнее и начал учить их ковать. Они делали абсолютно одинаковое ничем не украшенное оружие, он очень растрачивался. Как и остальные гоблины они были совсем не романтичны. Несколько раз в пещеру спускалась эльфийская королева, он хотел познакомиться, но ему не дали. Большая Мать все время засылала его куда-то подальше, когда они приходили. Он грустил. Однажды Большая Мать притащила в пещеру раненую эльфийку. Эйты, как одного из немногих понимающих по эльфийски поставили присматривать за ней. Он просил рассказать о том, что на верху, она много рассказывала, он сидел и слушал, он ни чего не понимал, ему просто нравилось слушать эльфийскую речь. А потом, когда она совсем поправилась, выпустил, через тайный известный только ему выход. Её искали, но не нашли, а через день про ней совсем забыли. В один день эльфиская королева пришла и Большая Мать отправила с ней всех, кто мог держать оружие, то есть почти всех. Эйты не пустили. Он очень расстроился. Большая Мать сказала, что он тут больше нужен. На следующий день эльфийская королева пришла снова и Большая Мать вместе с Шаманом ушли с ней. Шаман вернулась очень поздно, она была ранена, она рассказала как эльфы предали их. Что она перед смертью велела замуровать известные эльфам входы, а затем нажраться и устроить большой праздник секса, для того чтобы родились новые дети, и не выходить, пока еда, который было запасено сильно с лихвой не кончится. Эйты не любил праздников секса, тем более сейчас ему переспать с таким количеством гоблинш, что голова кружилась… Эйты был романтиком…
А в это время на верху шла война, на смерть, эльфийские волколаки рвали людей, эльфийские стрелы несли смерть. Людская тяжело вооруженная дружина прорывала строй легко вооруженных эльфов. Вся долина была усеяна трупами, мертвых было гораздо больше, чем живых, две великие армии сошлись в последней битве, силы обоих были на исходе, но ни кто не хотел сдаваться. Оружие и доспехи с любовью выкованные Эйты вместе с погибшими воинами навеки становились частью этой долины.
Дождь лил вторую неделю, занятая и вечно загруженная, она не могла ни чего сделать со своей личной жизнь, кавалеры приходили и уходили, и она снова оставалась одна. Тяжелыми днями она пыталась найти хоть какой-то выход, но работа полностью съедая её всю не оставляла ни единого шанса. Сегодня она уладила свои дела. Она ни кому ни чего не осталась должна. Её сегодняшний смерти ни кто не должен был заметить. Она мельком взглянула на рекламный телевизор на площади: «Люси, ты должна жить. Любящий тебя Клар». Пакет выпал из руки, железная чашка, вывалившись из пакета загремела по мостовой. Надпись была на древнеегипетском, Клар – один из известных историков, тот чьи труды она изучала многие годы, и Люси – её настоящее имя, чужое египту, неизвестное почти никому. Эта надпись была для неё. Специально для неё. Сердце сжалось. Клар… Она вновь посмотрела на экран, поверх надписи была реклама пошленького исторического фильма, сделанного по мотивам… ей когда-то переведенной рукописи Клара… Клар… Она подобрала пакет, и бегом вернулась домой. Клар… Сканированный вариант книги до сих пор хранился на её компьютере, она открыла первую страницу… «Люси, ты должна жить. Любящий тебя Клар» та самая надпись, которую она в свое время пропустила по причине дикой спешки… Она включила интернет, и принялась искать. Да, был пошленький фильм про Египет, который смотреть даже не хотелось, были ещё много-много упоминаний об этой рукописи… сердце бешено колотилось…
Сон подкрался не заметно… утомленное за день сознание просто отказывалось воспринимать то, что могло быть…
***
Клар стоял на берегу красного моря, он редко ей снился с тех пор как она закончила перевод его работ, Люси подбежала к нему.
- Клар? Это ведь ты сделал…
- Я – он улыбнулся.
- Но как?
- Я знал, что ты прочитаешь. Это специально для тебя. Мне пришлось переписывать этот труд несколько раз, сложно было найти художника, который сделал бы картинки, которые понравились бы варварам, чтобы не уничтожили книгу, сложно было писать какое вступление, которое бы зацепило английских историков настолько, чтобы они сохранили книгу. Очень тяжело было писать таким языком, чтобы потом твоим переводом заинтересовались твои современники, причем именно те, чье творчество началось в то время, когда тебе станет совсем тяжело, сложно было подобрать те ероглифы, которые привлекут их внимание настолько, что они поставят из на заставку фильма… тяжело было писать и другие труды, но они должны были привлечь внимание, к древнеегипетскому, чтобы его начали изучать. Тяжело было научить изготовлять пергамент, который смог бы выдержать три тысячи лет… Тяжело было убедить других историков начать писать… Остальное было гораздо проще, я знал что братья Люмьер снимут первый фильм, что потом появятся телевизоры и большие экраны на площадях. Я знал, что ты посмотришь на один из них, перед тем как кинуться под поезд… просто ты мне очень понравилась…
Люси бросилась в его объятия и разревелась.
***
Люси проснулась. На включенном мониторе была надпись по египестки «Люси, ты должна жить. Любящий тебя Клар». Клар умер три тысячи лет назад, но он все знал. Слезы катились по щекам. Она взяла кисть и написала на бумаге «Люси будет жить. Твоя маленькая Люси».
РС: Посвящена девушке, которая долго читала мой блог, а потом написала про самоубийство, и пропала.
[.] Тук-тут-тук. Я тут!
Волк отвлекся от разобранного системника и посмотрел на экран. Подумал и ответил.
[neiromant] Ну привет, раз ты тут.
[.] А я знаю, чем ты сейчас занимаешься…
[neiromant] чем?
[.] Ты сейчас разбираешь старые системники, пытаясь выделить из них хоть какую-то пользу…
Волк осмотрел комнату, два десятка системных блоков в самом разобранном состонии загромоздили её почти всю, лишь не большое место, именуемое кроватью и стол с рабочим компом были слегка свободны. Он вспомнил всех, кто мог знать об этом, все их аськи он помнил наизусть.
[neiromant] ээээ…
[.] не парься, я много чего знаю.
[neiromant] может, подскажешь тогда чего?
[.] тот системник, который ты держал в руках – совсем плохой, а старый сервер, может вполне сгодиться.
Волк с сомнением посмотрел на 30кг дуру, которую в одиночку еле донес.
[neiromant] он же совсем мертвый…
[.] Не совсем, блок питания поменяй, мозгов добавь.
[neiromant] ээээ, ты уверен?
[.] Уверена. Я много, что знаю…
[neiromant] прости за нелепый вопрос, а кто ты?
[.] Я – точка, дух мира компьютеров.
***
Волк проснулся от того, что кто-то постучался в аську. Неяркий свет освещал небольшую комнату, почти полностью заваленную наполовину разобранными компьютерами. Какой странный сон. Он посмотрел на монитор:
[.] Тук-тут-тук. Я тут!
Пользователь давно отключился, Волк подлез к клавиатуре и набрал.
[neiromant] Подожди, скажи: а рай для погибших компьютеров тоже есть?
Ответа не было. Он с сомнением посмотрел на старый сервер. Он бесперебойно отработал десять с небольшим лет. Хорошая машина была, надежная. И теоретически запчастей на его ремонт можно было набрать, разобрав часть других компьютеров. Волк подумал и решил рискнуть… интересно, думал он, есть ли рай для умерших компьютеров?
На этот раз совсем коротенькая сказка.
Он сидел в сумеречной комнате вооружившись большой иглой. Пахло маслом и горящей свечкой. Он ждал. Неожиданно он сделал резкое движение, и поймал минуту на иголку. Он присмотрелся. Война, убийства, страх, боль. Он раздраженно бросил иголку с пойманной минутой в угол. Иголка была испорчена, а минута ему не понравилась. Он достал новую иголку и принялся ждать. Наконец он решил – подходящий момент, и взмахнув иголкой поймал на неё минуту. Он присмотрелся. Добыча была чудо как хороша, на войне был обед, На востоке любовались луной, на западе работали и отдыхали, он видел веселящуюся компанию, он увидел неизвестного художника, рисующего водопад, компанию увлеченно занимающуюся групповухой, инженера, создающего новый двигатель. Самоубийцу, бросающегося под поезд…
- Кыш, кыш, кыш – зашипел он – не смей портить мою минуту!
Он набрал полные легкие воздуха и подул.
Неожиданный порыв ветра подхватил горе-самоубийцу, и бросил на соседний путь. Люди, видевшие его попытку самоубийства побежали в месту. Поезд прошел рядом. Горе-самоубийца удивленно смотрел на движущиеся вагоны…
Ловец взял иголку с минутой и поставил в шкаф, на подставку, рядом с такими же пойманными минутами. Минута была хороша. Он ещё раз посмотрел на неё:
На северном полюсе пили водку. Негры танцевали странный танец – ритуал. Небольшой рыболовный катерок тихонько бороздил просторы океана. Графоман писал сказку про него…
В огромном ярко освещенном цехе стояла тишина. Волк поменял значения задержек на роботе, и включил участок. Ууууу… запела линия. Ууууу… присоединилась к ней вторая. Пустые бутылки понеслись мимо робота. Дзынь, ссыпались стекла разбитой бутылки в корзину. Волк остановил линию. Тишина снова поглотила цех. Он развернул по кадровую съемку движений робота. Фотография бракованной бутылки, поворот, вторая фотография, анализ, сброс, сброс срабатывал на четверть бутылки раньше. Он опять углубился в настройки робота, чуть увеличить задержку до сброса. Через десять минут он решил, что задержка была нормальной, подошел к линии, на которой ровным рядом стояли одинаковые зеленые бутылки, достал одну из них, и приложил её об пол. На бутылке появилась трещина. Волк удовлетворенно осмотрел трещину, и поставил бутылку обратно на линию. Вернувшись к ноутбуку он снова включил камеру, затем запустил участок. Ууууу… запела линия. Ууууу… присоединилась к ней вторая. Бутылки понеслись мимо робота. Дзынь, ссыпались стекла разбитой бутылки, дзынь, ещё одной. Волк остановил линию. Покадрово пролистал запись. Теперь все было в порядке. Он открыл тяжелый журнал с расчетами значений и записал туда новые коэффициенты. Завтра должны были запустить новую щелочную машину, с ней линия розлива должна была выйти на номинальную скорость, и надо было настроить сканирующих роботов. Он демонтировал камеру, отключил ноутбук от робота и перешел к следующему участку. 1500 тысячи налитых заранее и неупакованных ещё бутылок стояли, дожидаясь пока он начнет тестирование этикировочной машины. Волк запустил и остановил несколько раз наклейку этикеток, прежде чем убедиться, что все в порядке. Сканирующий робот на конце линии разбил несколько бутылок, которые не соответствовали настроенным нормам допуска и ноздри волка защекотали тонкие ароматы свежего пива, только с утра доставленного из бродильного цеха. Он снял пару бутылок и убрал к себе в рюкзак. Палиться было не хорошо, подставлять охрану тоже, но настолько свежего пива в магазине было не купить. Наконец он решил, что линия может работать на новой скорости, и включил её упаковать, все что осталась для тестирования. Бутылки обклеивались, собирались в ящики, ящики собирались по 20 штук на паллеты, паллеты обматывались пленкой и уезжали по транспортерам на склад. Последняя паллета получилась не полная, волк проводил её взглядом и остановил линию. В цехе вновь воцарилась тишина. Где-то на гране слуха было слышно как на складе завели погрузчик и принялись расставлять паллеты. Волк подхватил рюкзак с честно стыренными двумя бутылками и пошел из цеха на улицу. Включив на посту охраны сигнализацию он покинул завод. На улице был ветер. Телефон тихонько зазвонил. Волк посмотрел на номер. В Хабаровске было далеко за полночь.
- Привет, Катя, ты чего не спишь?
- Мне страшно. Расскажи мне сказку, дядя Волк!
Волк усмехнулся.
- Сказку говоришь, ну слушай сказку… - волк принялся рассказывать
***
В общем давно это было, когда жили доблестные славяне. И столицей их был славный город Киев. И жил в Киеве славный воин Воломир, и была у Воломира на большая дружина. Славная дружина. Ходил Воломир в походы, на татар ходил, добычу большую приносил, а потом праздновали Воломир с дружиной успехи. Очень любили праздновать, и всегда праздновали в таверне у Дамиры, потому что варили в таверне у Дамиры напиток, который больше нигде не варили, пивом называя оный. И вот влюбился Воломир в восточную красавицу. Сосватал её, и стала она женой его. Только ревновала она его очень к Дамире. Долго думала красавица как сделать так, чтобы не ходил муж к Дамире в таверну, и придумала. Наняла она мужиков попроще, чтобы они почти задаром устроились помогать Дамире, и выведали секрет пива. Ну в общем выведали мужики все секреты у Дамиры, а красавица восточная раздала их по всем трактирам славного города Киева. Воломир очень удивился, когда его жена показала другой трактир, в котором тоже варили пиво, потом ещё один. И в следующий раз вернувшись с добычей в другой трактир отправился. Узнала Дамира о предательстве, и закрыла свой трактир навсегда, и прокляла напиток божественной влаги, чтобы все кто пил его много становились толстыми и страшными.
***
Автобус довез волка по его остановки, он вышел на улицу, проверив, что пиво до сих пор а рюкзаке, и продолжил:
- Вот такая вот сказка. Не пей пива много, а теперь беги спать, а то мама проснется и будет беспокоиться.
- Угу – сказал детский голосок на том конце, и связь разорвалась.
Волк устало улыбнулся.
Его чувства сильно обострились. Он чувствовал запахи, много запахов. Его зрение сильно изменилось. Он начал понимать скрытую природу вещей. Путь на восток не принес долгожданного облегчения, только новый опыт и новое разочарование.
Горячий шоколад и крепкая доминиканская сигара чуть скрадывали вечер одиночества. «Нельзя. Нельзя быть собой. Ты должен играть лучше. Ты должен играть увереннее. Сентябрь ещё не кончился. Учись, пока есть время.»
Струйки дыма плыли по комнате, заполняя все пространство, проникая в маленькие углы и щели. Они рисовали в воздухе новые страны и новые страницы его жизни.
Он вытянул ладонь. Кусочек дыма мягко лег неё. Путь звал. Город призрак, нижний город людского сна. Известный, только двоим, однажды побывавшим в нем. Он лениво потянулся и достал телефон.
- Привет, ты не спишь?
- Не, привет, ты же знаешь, что я не сплю по ночам.
- Я у вас. Можешь мне одолжить мотоцикл до завтра-обеда?
- Ну, давай, подскакивай.
Он лениво потянувшись встал и пошел одеваться. На улице было холодно, не как холодно в Питере, а как в настоящей Сибири. Он сделал круговой жест рукой и облака начали расходиться, освобождая пойманную луну. Дешевое такси, с обкуренным марихуаной водителем и через полчаса он стоял на заветном пороге.
Не высокий изрядно захмелевший гном встретил его на пороге.
- О, ништяк, какими судьбами?
- Путусь!
Гном расхохотался, вспугнув стаю ворон.
- Поехали со мной?
Он тихонько принюхивался ко двору. С тех пор как ушли люди, прошло совсем немного времени. Ещё пахло сгоревшим бензином, ещё тускло в свете разгулявшейся луны виднелась примятая трава. От гнома пахло спиртом и женщиной. Впрочем, женщиной от него пахло всегда, впрочем, как и спиртом. Он улыбнулся. Он помог выкатить второй мотоцикл и они рванули. В этом городе были очень плохие дороги, но в это тоже была своя прелесть. Ни кто не обратил внимания на двух ночных путников свернувших в узкий переулок, здесь не принято было обращать на что-то внимание. В этом тоже была своя прелесть. Не сбавляя скорости, он сделал особенный жест рукой и дорога к призрачному городу открылась. Мотоциклисты заехали в него и остановились. Полупрозрачные дома из стекла были давно разрушены и брошены. Ветер гулял улицами, а свет луны, проходя через остовы зданий раскрашивал мир в самые яркие цвета.
- Охуеть… - сказал гном, чуть не подавившись сигарным окурком.
Дорога под их ногами чуть вибрировала, наполняя незаполненное бликами луны пространство мягким чуть голубовато белым светом. Город без людей, только для двоих, сейчас совершенно пустынный почти не изменился. Но этих двоих там больше не было. Он встал на колени, сущность оборотня с годами все больше давала о себе знать. Он учился жить с ней. Он посмотрел на город другим, доступным только настоящему оборотню взглядом. В тех пор как волчья кровь в нем проснулась окончательно, он очень хотел это сделать, только обстоятельства не давали ему времени. Такой же яркий мир, дом, но что-то в доме, на втором этаже, привлекло взор. Он что есть сил, бросился туда. Захрустело осыпавшееся под ногами стекло. Стол, на столе у окна записка. «Я знаю, что если ты захочешь умереть, ты прежде придешь сюда, и найдешь это письмо. Я знаю, что ты меня не простишь, да мне собственно этого и не нужно. Хочу, чтоб ты знал, что я очень жалею, о том что так получилось, ты был лучшем моим учителем. Но ты просто обычный человек, пусть даже очень посвященный и талантливый. И мы не сможем быть вместе. Я очень привязалась к тебе. И потому ты должен жить. Твоя М. РС: Не обижайся, я наложу на тебя проклятие, чтобы ты не смог быть счастлив не с одной девушкой, ты его ещё не заслужил, но скоро заслужишь». Он вздохнул: «За двадцать лет, ты так и не научилась видеть кровь оборотней, а оборотни никогда не думают о самоубийстве. Извини, я не знал об это письме, когда убил в тебе мага. Могла бы, и сказать словами. Извини, я правда любил, первый и скорее всего последний раз в жизни». Он аккуратно положил послание и вышел на улицу. Без двоих безумных город был совсем пустой. Подойдя к мотоциклу, он послал заклинание, последний его подарок призрачному городу, умершей любви. И сотни спящих путешественников один за другим начали появляться в городе. Он посмотрел, как медленно неохотно восстанавливаются дома, как постепенно набирают света дороги. Нет, он больше сюда не вернется, после того, как маг умер в М., ему не чего было здесь делать. Он просто пустил в этот город тех, кто действительно, по его мнению, был достоин. Он был уверен, что про этот город напишут стихи и сказки, но он не хотел их слышать. Мотоциклы взревели, и повезли их обратно в реальность. В небольшой городок на востоке. Здесь всем было все по фигу. Здесь начиналась другая жизнь. И он здесь работал обычным программистом, а она обычным актером. И в последние годы просто обычным актером. Её не растраченный талант стал первой жертвой её тщеславия. Его мастерству все удивлялись, и ни кто на самом деле не знал, как тяжело нажимать на клавиши или держать отвертку, когда у тебя под кожей боевые когти, и как тяжело дожидаться пока мясо готовится, когда ноздрями чувствуешь еле уловимый запах крови…
- Смотри в эти звезды. Видишь Золотого осла и богиню ослов восьмикрылую ослицу Ок-Таву? Видишь крылатого Серебряного волка, между ними? А знаешь, как это было? Я расскажу.
Старый пират поправил повязку на глазу, раздымил трубку и продолжил.
Ослы очень умные животные, но говорят они редко. Очень редко. Когда-то они ещё и летать умели. Не все, конечно, а только самые умные. И была у ослов прекрасная богиня – восьмикрылая Ок-Тава. И был у ослов ослиный король – Золотой осел. То есть на самом деле ни каким золотым он не был, просто в свете зари его прекрасная шкура отдавала золотом, отсюда и прозвали – золотой. И влюбился золотой осел в прекрасную Ок-Таву, и Ок-Таве он тоже смог понравиться, и сложилась прекрасная пара. Только не долго длилось их счастье, потеряла Ок-Тава от счастья бдительность, и не заметила, как крылатый Серебряный волк крадется по небу. Близко подошел волк, бросился на Ок-Таву и вцепился железной хваткой в её горло. Ок-Тава била копытами, крыльями, но волк все сильнее сжимал стальные челюсти. Наконец захрипела она последнем издыханием и свалились Серебряный волк с Ок-Тавой с небес. Не успел, не успел, Золотой осел спасти возлюбленную, хоть и спешил, что сил было. Не угнаться ослу за волком. Вышел он на тучу и стал требовать крови волчьей. И взлетел Серебряный волк, и сошлись в схватке израненный и уставший волк, с освирепевшим ослом. И понял волк, что проигрывает. Мало говорят ослы, да только волки говорят ещё меньше, потому что волки премногоуменее ослов. И сиганул волк вниз, в лес, увлекая за собой осла, в самую дремучую часть леса. И осел полетел следом, только осел не бывший ни когда в лесе запнулся в ветвях, чего и надо было Серебряному волку. Волк кружил, вокруг нанося все новые и новые удары, пока Золотой осел не затих.
Когда кончен был бой, волк снял с окровавленных деревьев тушку золото осла и понес в дар прекрасной Белой волчице. Очень удивилась Белая волчица, узнав в тушке короля ослов. Но Серебряный волк затевал что-то ещё, он улетел. Не выдержала земля такого издевательства над прекрасной Ок-Тавой, и там где упала она и её кровь обгорила землю получилась большая пустыня, в которой ни чего не могло расти. А Серебряный волк нес её и туда куда падали капли крови, образовывались огромные кратеры в океане, и такие же огромные горы на земле. Холодные горы. Пустынные. Но закон природы таков, что если где-то что-то убывает, значит где-то и прибыть должно. И увидев Серебряного волка, несущего мертвую Ок-Таву Белая волчица влюбилась в него. Влюбилось той самою любовью которою любили друг-друга Ок-Тава и Золотой осел. И пировали они двумя самыми славными ослами в мире, не замечая, как земля под ногами превращается в пустыню. И любили они друг друга, и Серебряный волк охотился на летающих ослов, и приносил их Белой волчице. А когда последний летающий осел был съеден, на свет появились семеро прекрасных маленьких летающих волчат. Они были наивны и красивы, и увидав их однажды в небе люди, которые тогда ещё были немного дикими решили, что это ангелы, и приручили их. И связали многие люби их судьбу со своей. Так появились рыжеволосые зеленоглазые дети, унаследовавшие великую любовь двух волков. Страстную, яркую и безумно сильную. А волчата выросли и разбрелись по свету, дав новую жизнь многом волчьим стаям. Но души Золотого осла и Ок-Тавы оказались сильнее времени, и стали созвездиями, стала созвездием и душа крылатого Серебряного волка, а Белая волчица? А Белая волчица до сих пор ходит где-то по земле. Ведь если умирает один бог, то где-то появляется другой. А там где упала Ок-Тава и там где пировали волки, до сих пор простираются две великие пустыни…
- Они живые, живые, доктор, живые!
Серые глаза с безумным зеленым отливом умоляюще смотрели на него.
- Успокоительное, да?
Доктор молча кивнул. Бывший программист, большой научный деятель молча вытянул руку. Доктор молча сделал укол.
Раздался стекольный звон, сквозь разбитое окно влетел огромный серебристый волк, на звон в комнату ворвались санитары, волк бросился на них. Завязалась борьба. Через пару минут волк расправился и ними, от разбрызганной крови комната покрылась красным, доктор стоял в ужасе. Волк повернул к нему свою окровавленную морду и прыгнул. Он шеей ощутил прикосновение волчьих зубов, и потерял сознание.
Через секунду он очнулся. Комната была в порядке. На стуле сидел бывший программист. Он на не гнущихся от страха ногах подошел к сейфу с лекарствами. Лекарства стояли как попало, не на свои полках. «Какой бред, кто так ставит лекарства» - отметил он про себя, и тут его взгляд упал на пол. На линолеуме остался волчий след. Он нагнулся, и дотронулся до него, под его рукой след растаял. Он вернулся к сейфу, лекарства стояли в порядке. «Бред!» подумал он так и не решив, какое лекарство для него самого ему сейчас нужно.
Бывший программист молча протянул ноутбук. Доктор взял. У бывшего программиста были очень богатые друзья, они добились, чтобы ему выделили отдельную комнату, много много помогали и его тоже всяко обеспечивали. Они очень жалели его, и сильно вкладывались, чтобы в больнице хорошо к нему относились.
За смену он ещё несколько раз просмотрел всю комнату. Нет, все было в порядке. Выходило, что болен именно он. Он прошелся по всевозможным вспомогательным симптомам. Нет, не болен… ни каких симптомов не было. Придя домой, он бросил портфель в угол, достал ноутбук.
Китайская мифология… он ушел в чтение… отвлекшись лишь поздно ночью он обнаружил, что рядом с ним стоит и читает с экрана золотой осел.
- Ты кто? – спросил он у осла – И что ты вообще тут делаешь?
Осел посмотрел на него умными глазами и кивнул в сторону. Доктор обернулся. Стояла прекрасная, слегка полненькая девушка, с крыльями за спиной… золотистые кудрявые волосы, зеленое открытое платье, и крылья… восемь крыльев… Она тихонько подошла, и приложила палец к его губам. Доктор замер. Такое нежное горячее прикосновение. Она осмотрелась во круг, и поцеловала его. А потом еще раз приложила палец к его губам.
- Кто ты? – на выдержав, прошептал доктор.
- Оккк-Тааааваааа – её шепот наполнил мир вокруг, словно музыка.
Он встрепенулся. Осел и Ок-Тава исчезли. В тишине было слышно как бьется его сердце.
- Ок-Тава – сказал он сам себе.
Сон морил ночь, но сон не шел… Доктор понял, что влюбился… влюбился как много лет назад… искренне, честно и до конца… «Ок-Тава, Ок-Тава, Ок-Тава» было в его голове…
На смену он пришел как убитый. Он разыскал программиста и решил, что начнет сегодня с него. Программист сидел в своей палате, разбираясь с очередным ноутом. Ноутов у него было несколько и он периодически менял их. Доктор зашел в палату.
- От-Тава – сказал он.
Ноут выпал из рук программиста и брякнулся на пол.
- Они живые, живые, доктор, живые! – программист подбежал к нему.
- Я знаю – сказал доктор, посмотрев в абсолютно безумные глаза программиста.
- Доктор, только не дайте…
На этих словах программист потерял сознание. Доктор осмотрел его. «Надо было сначала ему укол сделать, тогда бы он успокоился и все объяснил, ладно в следующее дежурство сделаем так» - промелькнула мысль в голове доктора.
Вечером, когда он уже лег и собрался выключить свет золотой осел снова пришел. Доктор напрягся. Немого спустя, появилась и Ок-Тава. Она сильным движением уложила, попробововавшего подняться было доктора, сбросила платье и легла рядом. Долгий поцелуй, жаркий и нежный. И её тело горячее и холодное одновременно, и она рядом… потом он уснул. Утром на смятой постели осталось несколько перьев из её крыльев. Но когда он пытался взять хоть одно из них они таяли в воздухе…
С утра он опоздал и несся по коридору, когда заметил огромного волка несущегося ему навстречу. Волк прыгнул на доктора, и сбив в его с ног прорычал:
- Где они?
Доктор не в силах ни чего сказать от страха только моргал глазами. Через минуту волк исчез. Подбежавшая уборщица.
- Вы не ушиблись? Тут мокро, нельзя по мокрому так быстро бегать, давайте помогу вам подняться?
Он нашел программиста, и запыхавшись ввалился в его палату.
Программист смотрел на него усталыми глазами.
- Поздно – сказал он.
Доктор набрал успокоительного и сделал укол программисту.
- А теперь все по порядку.
- Поздно. Серебряный волк снова убил золотого осла и прекрасную Ок-Таву. Я никогда, никогда не смогу их спасти… - программист заплакал – на небе, там на небе…
Больше доктору добиться от него ни чего не удалось. Смена закончилась очень поздно, и выйдя на улицу он посмотрел на небо. Серебряный волк созвездием взирал на него с небес, он чуть поискал по небу и нашел и золотого осла и прекрасною Ок-Таву. Созвездия, они всегда были тут, но он смотрел на небо и не замечал их.
Его мысли были вне себя… он вернулся домой… дома было пусто… всю ночь он просидел над ноутом, только щемящее чувство потери его не оставляло… утром он снова первым делом начал осмотр с программиста…
- Я изменил программу… я пробовал… быть может… я не знаю… серебряный волк… - ни чего больше добиться от него не получилось.
Вернувшись домой доктор увидел дверь квартиры слегка приоткрытой. Он снял ботинки, и босиком бесшумно, чтобы не спугнуть пробрался в квартиру. Он был на кухне. Доктор с размаху ударил его по голове, и вор осел. Доктор достал телефон и набрал номер участкового. Перевернул вора лицом к верху. И увидел, что это был не он а она. Прекрасная юная девушка.
- Алло – раздалось из трубки.
И тут он заметил среди прочей грязной одежды амулет, с нарисованной на ней Ок-Такой. Он сбросил звонок.
- Ок-Така – тихо прошептал доктор.
Девушка очнулась, попыталась вырваться из его цепких рук, потом приложила палец к его губам.
- Не выдавайте меня пожалуйста, я ограблю сотню квартир, я принес вам сколько попросите, только не выдавайте меня пожалуйста. Делайте…
- У тебя амулет Ок-Тавы, откуда он?
- Меня зовут так…
Он молча растегнул на ней рубашку и провел ладонью но юному тельцу. Тепло и холод… вне сомнения это была она…
На следущий день он вернулся в больницу. Ему передели, что программист умер, у него ночью был приступ, и не успели откачать. Он защел в его палату, подошел к полке, где у программиста стоял все ещё включенный ноутбук, и пошевелил мышкой.
Одна надпись… «спасибо вам доктор, я бы сам не смог!»
Давно, когда люди ещё не были такими злыми, жил на свете торговец Хурайра. Торговал он всем, и была у него лавка, не то, чтобы очень большая, но и не из самых маленьких. Жил Хурайра с дочерью, добро копил, пока не случилась беда. Султан, живший неподалеку решил расширить свой сад, и загородил забором лавку Хурайры. Не стало видно лавки с дороги, не стало и посетителей у Хурайры, день за днем все горестней ходил Хурайра, предчувствуя свое разорение и нищету. И случилось бы оно, не зайди к нему в гости местный маг.
- О чем грустишь, Хурайра?
- Да вот видишь забор тот? Погибну я из-за забора этого проклятого! Не станет султан угождать торговцам, а я врос в эту лавку. Стар стал, не переехать мне теперь и не начать все заного.
- О, знаю я чем помочь тебе! – молвил маг – протяни ладони!
Хурайра протянул ладони, маг достал волшебной травы и провел по ним несколько раз.
- Все, теперь выйдешь ночью, когда ни кто не видит, дотронешься до забора, и нет его, только осторожней, не касайся ни чего ладонями больше!
Обрадовался Хурайра, что пришел конец мучениям его, дождался полуночи, и вышел к забору.
- Ну что же, не прав султан – и с этими словами прикоснулся к забору.
В миг на заборе появились трещины, и упала ненавистная стена, улыбнулся Хурайра и пошел домой.
На утро куча каменщиков трудились над восстановлением стены, а в следующую ночь Хурайра вновь снес забор, так продолжалось семь дней, потом султан решил забить и перенес забор на старое место. В гору пошли дела у Хурайры, видя что хорошо все у отца и дочь его Наджа тоже влюбилась, только не понравился Хурайре избранник Наджи, запретил он ей с ним встречаться. Расстроилась Нажди, обиделась на отца и сбежала из дома со своим избранником. Не вытерпел Хурайра предательства такого и пустился искать по городу свою дочь. Хурайра бежал, снося на своем пути заборы и разрушая дома, он заглядывал всюду, оставляя после себя лишь груды обломков.
- Вернись Наджи! Убъю нафиг – кричал он.
Разрушив полгорода, Хуйрайра нашел свою дочь, и грубо схватил за руку. В один миг умерла прекрасная Наджи, не успев сказать даже слова. Хуйрайра опустился на колени перед её остывающим телом и горько заплакал. Только сильный удар вернул его к действительности.
- Хурайра – сказал маг, нашедший его по следам разрушения – я подарил тебе, великое чудо, чтобы вершить справедливость, а ты убил свою дочь, ты оставил без крыши над головой половину города, ты предал меня, я проклинаю тебя. Душа твоей дочери будет блуждать по миру и прятаться от тебя за самыми высокими заборами, а ты будешь вечно жить, вечно скорбить, пока не найдешь её и не выпросишь у неё прощения! А теперь убирайся, убирайся прочь из этого города – предатель!
***
- О, раббак – сказал араб, осмотрев уничтоженный забор – не иначе как Хурайра тут побывал…